staty

 

  Тихо, босыми ногами, подходили дервиши к шейху; кланялись и садились на пол в кружок... Ноги под себя, плечом к плечу, в тесный братский круг. Абибула ощущал тепло плеч своих соседей. Ему казалось, что тело его расширилось и вправо, и влево, необъятно далеко, и круг дрожал, словно живой перстень. Гордое лицо шейха стало степенным, застывшим. Он опустил глаза, словно глядя на бо­роду. Все молчали. Так тихо стало... Свет померк, теснее сдвинулись грязные стены. Неподалеку ле­жало неподвижное тело больного. Все ожидали. Вдруг, как из одной груди, полилось пение. Мед­ленное, размеренное, скупое. Слова песни звуча­ли гулко, как цеп на току, раздельно, выразительно:
       - Ла-ильал-ла...
  Монотонное и бесконечное, как большими ча­сами, отсчитывает минуты:
       - Ла-ильал-ла...
  Абибула прикрыл глаза. Голова у него кивает в такт песне, и слова идут за словами, словно верб­люды в пустыне:
       - Ла-ильал-ла...
  Одноголосо, в такт, непрестанно, без пере­дышки. Все те же слова, все тот же темп. Так про­должается долго. Проходят минуты, часы; кажется, целые дни проходят. Он уже не чувствует ни собст­венного голоса, ни своего тела, ни тел соседей. Все они слились вместе, в одно сплошное тело, в один общий голос, который ведет песню, длинную, или скучную, монотонную, словно машина качает воду слова кто-то нижет на бесконечную нить:
       - Ла-ильал-ла...
  Не то скучно становится Абибуле, не то спать хочется. Что-то сдавливает виски. Но все же Абибула слышит, как где-то глубоко, в груди, на самом дне, зерно к зерну, капля к капле, собирается сила, растет, укрепляется. И снова бежит, как волны:
       - Ла-ильал-ла...
  Грустно так стало в текие; бледные лица слов­но застыли, а в сердие что-то беспокойное, там что-то шевелится... Комком подкатывает к горлу. Хочется крикнуть: Ты один, Боже, всесильный, могучий, в тебе вся радость, в тебе надежда... Ты один, Боже! О Боже!..
  Кто-то всхлипнул, не сдержавшись...
       - Алла!
  И пробудил собранную силу, всех поднял на ноги. Дрожит тело Абибулы, и горят уши. Встрепе­нувшаяся душа рвется славить Бога, тянет за со­бой тело. Что-то в нем есть. Какая-то пружина. Большая радость. Набожный порыв.
       - Нет бога, кроме Бога!..
  Плечом к плечу, снова тесный круг, братский круг. Венок из халатов и белых чалм. Радостно песня вырвалась из груди:
  - Ля Илля хеиль алла-хе...
  - Ля Илля хеиль алла-хе...
  Живой перстень уже качнулся. Раз в одну сто­рону, раз в другую. Сначала плавно, медленно, в такт, как дуновение ветерка касается всего вокруг, как нежные волны качают водяные лилии. Склоня­ются чалмы в честь шейха, качаются головы, слов­но в колыбели, душа жаждет моши, накала, и все ускоряется движение. Кажется, ветер крепнет, поддерживает круг. Все быстрее и быстрее. Рас­тет песня... крепчает голос, лица сияют, белые ха­латы раздулись от ветра, и развеваются полы. По­клоны все глубже, все ниже. Тело сгибается вдвое, вьется ужом, кисти фесок скачут над чалмами, а слова песни слились в крик:
       - Е-хе-лла!.. е-хе-лла!
  Растет этот крик, скачет лестницей голосов, все выше, как дикий зверь в горах, тянет за собой тело, захватывает дух.
  - Е-хге-лла!.. е-хге-лла!..
1  2  3  4  5

Сайт "Живое Знание"