staty

 

       Махмуд-Ялвач вернулся на свое место и сказал дервишу:
       - Наш повелитель приказал, чтобы ты ему показал, как пляшут вертящиеся дервиши. Ты знаешь, что, не исполнив воли Чингиз-хана, ты потеряешь голову. Постарайся, а я бу­ду играть тебе.
       Хаджи Рахим положил на ковер сумку, миску, кяшкуль и посох. Он покорно вышел на середину круга между пылаю­щими кострами. Он встал так, как это делают дервиши в Багдаде,— раздвинул руки, правая ладонь пальцами кверху, а левая рука ладонью вниз. Дервиш несколько мгновений ждал. Махмуд-Ялвач заиграл на свирели жалобную песен­ку, переливавшуюся то как всхлипывание ребенка, то как тревожный крик иволги. Музыканты тихо ударили в бубны. Дервиш бесшумно двинулся по кругу, скользя по старым ка­менным плитам, и одновременно стал вертеться, сперва мед­ленно, потом все ускоряя темп; его длинная одежда разду­валась пузырем. Все жалобнее и тревожнее пела свирель, то замолкая, когда гудели одни бубны, то снова начиная всхлипывать.
       Наконец дервиш быстро завертелся на одном месте, как волчок, и упал ничком на ладони.
       Нукеры подняли его и положили около писцов. Чингиз-хан сказал:
       - Жалую бухарскому плясуну чашу вина, чтобы разум вернулся в его закрутившуюся голову. А все же наши мон­гольские плясуны прыгают выше и песни поют и громче и веселее.
 
                                    Хаджи Рахим стал писцом

       С того вечера, когда в Бухаре Махмуд-Ялвач спас Хад­жи Рахима от мечей монгольского караула и разрешил ему держаться за полу его щедрости, дервиш всюду следовал за ним, а за дервишем следовал, как тень, его младший брат Туган.
       Махмуд-Ялвач назначил Хаджи Рахима писцом своей канцелярии, и тот, оставив на время складывание сладко­звучных газалей39 усердно служил, каждый день с утра до темноты сидя на истертом большом ковре в ряду других писцов; на своем колене он составлял счета, описи имуще­ства, приказы и всякие другие важные бумаги.
Махмуд-Ялвач не платил дервишу никакого жалованья и однажды так сказал ему:
       - Для чего тебе жалованье? Кто ходит около богатства, у того к рукам пристает золотая пыль...
       - Но не к рукам поэта-дервиша,— ответил Хаджи Ра­хим.— На моем старом плаще накопилась только дорожная пыль от многолетних скитаний.
     Тогда Махмуд-Ялвач подарил ему новый цветной халат и приказал являться к нему утром по четвергам накануне священного дня пятницы за тремя серебряными дирхемами на хлеб, чай и баню, чтобы на деловые бумаги не сыпалась пыль, собранная дервишем на бесконечных дорогах все­ленной.
       Другой бы на месте Хаджи Рахима считал себя счастли­вейшим: он жил в маленьком доме, брошенном хозяевами, и мог пользоваться им, как своим; возвратившись из канце­лярии, он сидел на ступеньке крыльца перед виноградни­ком, где на старых лозах наливалось столько янтарного винограда, что урожай его обеспечил бы владельца на целый год; около дома рос такой высокий платан, что тень его падала и на соседнюю мечеть и оберегала от зноя малень­кий домик дервиша. Тут же протекал арык40 орошавший виноградные лозы, и в вечерней прохладе Хаджи Рахим учил алгебре и арабскому письму своего младшего брата Тугана.
       Но Хаджи Рахим был искателем не благополучия, а не­обычайного, и на сердце его тлели горячие угли беспокой­ства. Вскоре он уже не мог мириться с той работой, какую исполнял. Каждый день в канцелярию приходили сотни просителей, обычно с жалобами на притеснения монголами мирных жителей; вся страна была во власти новых завоева­телей, которые распоряжались народом, как волки в овечь­ем закуте.
       Тогда Хаджи Рахим сказал себе: «Довольно, дервиш! Кто служит врагу родного народа, тот заслуживает про­клятия вместо похвалы»,— и он отправился к Махмуд- Ялвачу, решив сказать ему правдиво все то, что сжигает его сердце.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13

Сайт "Живое Знание"