Он нашел Махмуда в большом дворцовом саду, где тот подстригал у виноградной лозы сухие ветки и в этом находил отдых от своих забот. Махмуд выслушал дервиша и сказал:
- Ты хочешь покинуть родную мать, покрытую ранами и изнемогающую от страданий?
- Я не хочу служить поработителям народа...
- Вероятно, ты и меня считаешь злодеем за то, что я служу поработителям родного народа? Вот что я тебе отвечу на это. У нашего повелителя, великого кагана Чингиз-хана, есть главный советник, китаец Елю-Чу-Цай. Он всегда говорит, не боясь, правду Чингиз-хану. Он один останавливает его от напрасного избиения целых городов, объясняя: «Если ты перебьешь всех жителей, то кто же будет платить налоги тебе и твоим внукам?» И Чингиз-хан после его слов дает милость сотням тысяч пленных... То же самое я стараюсь делать около сына Чингизова, Джагатай-хана, чтобы спасти наш мусульманский народ от поголовного истребления.Ты видел лицо Джагатая? Какой безумной ярости полны глаза его! Каждый день на приеме он указывает пальцем на кого-нибудь со страшными словами; «Алыб-барын!»41 и несчастного уводят на казнь. А я каждый день стараюсь вырвать у него милость и пощаду.
- Я остаюсь на моей родине,— ответил Хаджи Рахим.— Но только дай мне другую работу: я не в силах больше писать счета одежд, покрытых пятнами крови, и видеть человеческие слезы.
- Хорошо, я дам тебе важное поручение.
- Я слушаю, мой господин.
- Мне сказали, что повелитель северных и западных стран Джучи-хан, старший сын Чингизов, получив в удел северные земли Хорезма, идет их покорять.
- Я могу только сказать: кузнецы и медники Гурганд- жа не отдадут без боя своего города, как это сделали жители Бухары и Самарканда.
- Мне нужно переслать Джучи-хану письмо, но по пути, в песках Кзылкумов, появились отряды, которые нападают на монголов и убивают их. Говорят, что во главе их стоит какой-то «черный всадник» Кара-Бургут на дивном черном коне. Он неуловим. Он появляется неожиданно в разных концах Кзылкумов, делая огромные пробеги, и внезапно бесследно исчезает. В населении пошли слухи, что сам шайтан помогает ему.
- Этот «черный всадник» доказывает,— сказал Хаджи Рахим,— что среди мусульман еще сохранились смелые джигиты.
- Я дам тебе письмо к самому Джучи-хану. Ты спрячешь это письмо так, чтобы ни монгольские караулы, ни «черный всадник» не перехватили его. Иначе ты себя и меня погубишь. Хаджи Рахим опустил взор. «Что это за письмо, которое может погубить пославшего?» Он поднял глаза. На золотом небе заката переплелись виноградные листья. Махмуд-Ялвач стоял неподвижно, и его взгляд, казалось, проникал в мысли дервиша. Он положил руку на свою бороду, тронутую серебром времени, и легкая улыбка скользнула по устам его.
- Я доставлю письмо Джучи-хану,— сказал Хаджи Рахим,— и никто не прочтет его. Я выдолблю отверстие в моем посохе, вложу туда письмо и залеплю его воском. Но удастся ли добраться до великого хана? Он теперь воюет в Кипчакской степи, где рыщут шайки, убивая встречных. Я подобен букашке, которая здесь ползет у твоих ног по дорожке сада. Что со мной будет, когда я выйду из-под защиты твоей могучей руки? Я не боюсь «черного джигита», но на первой же заставе меня схватит монгольский караул и разрубит на части.
Махмуд-Ялвач нагнулся, поднял с дорожки красного жучка и положил себе на узкую белую ладонь. Жучок торопливо пробежал до конца пальца и, расправив крылышки, полетел.
- Подобно этому жучку, ты проберешься там, где не пройдут тысячи воинов. Ты, как священный дервиш, опять накинешь свой старый плащ, возьмешь покорного осла и нагрузишь его книгами. А чтобы тебя не задержали монгольские заставы, я выдам тебе золотую пайцзу с соколом.
- А что мне делать с моим младшим братом Туганом?
Ты его возьмешь с собой как ученика. А там, в лагере Джучи-хана, он научится воинскому делу. Станет опытным джигитом. Да будет легка тебе дорога!
- Будь спокоен, я все сделаю.
- Когда ты окончишь свой путь, то помолись за меня, я человек старый, который тебе доброжелательствует.