staty

 

     В къавехане никогда не подадут вина, но в любое время вкусно накормят, подадут трубку табаку и ароматный кофе: женщине – женский, ребёнку – детский, мужу – мужеский, дервишу же или подобному божьему человеку завсегда подадут лучшего кофею с медовым курабье задаром.
     Крымцы свято блюдут неписаные законы къавехана: в оном не шумят, нельзя гневаться, быть пьяным, быть на сет в башмаках, требовать к своей персоне особого внимания, а если ты воинский человек – будь добр оставить оружие при входе.
     В къавехане никогда не крадут, в отличие от нашенских кабаков, где нет тверёзого, завсегда норовят обобрать до исподнего. Супротив тому, ежели забудешь в къавехане кошель с деньгами, то нет нужды торопиться возвернуться, так как это можно сделать в любой другой удобный день и знать, что къаведжи сохранит всё в целости до последней копейки и вернёт тут же, как ты явишься за оным.
     Нынче же Ширын-бей привел меня в къавехана на инкерманской дороге, где доселе я не бывала.
     Об убранстве къавехана следует сказать особо. В просторном и светлом помещении с высокими окнами расставлены сет – эдакое подобие римского ложа, но устланного сплошь коврами и многочисленными подушками. В проёме каждого устроен невысокий осьмиугольный стол искусной работы, под ним же брошен красивый ковёр, где гость оставляет свои башмаки. Один от другого сет ограничен искусной резьбы ширмами, на коие къаведжи любят навешивать медную и серебряную посуду, трубки, кисеты. Все сет расставлены по кругу, в центре коего, у одной из стен, устроен большой мангал для варки кофею.
     Каждая къавехана обязательно имеет и некое подобие веранды, но открытой, а по летнему времени — сплошь покрытой вьющимися розами и виноградом. В сей альтанке також имеется несколько сет, но расположенных в ряд.
     Хозяином къавеханы, в коий препроводил меня Его светлость Ширын-бей, являлся самой разбойничьей наружности армянин с наголо обритой головой, предлинными висячими усами и большой золотой серьгой в левом ухе.
     Серьга сразу же привлекла моё внимание к личности къаведжи, поскольку в Крымском ханстве золотую серьгу в левом ухе носят или морские разбойники или же форменные матросы, коим серьгу в ухо дозволялось навешивать токмо опосля третьего кругосветного путешествия на торговом судне или военном корабле. После первого кругосветного вояжа полагается медная, а опосля второго — серебряная.
     Уловив мою заинтересованность внешностью къаведжи, милый друг, склонившись к моему уху, тихо молвил:
     — Поговаривают, будто Георгий – таково имя сего къаведжи – ещё ребенком был украден пиратами в Трапезунде и тут же сделан ими юнгой при капитане. Есть ли досужий вымысел в слухах — сказать трудно. Одно достоверно: явился Георгий семь лет тому в Бахчисарай отнюдь не бедным — выкупил у общины участок негодной земли и построил на оном сею прекрасную къавехану. Да и языками владеет изрядно: нашинским, турецким, италианским, английским и русским.
     Покудова мы беседовали и выбирали сет, къаведжи и с места не стронулся, хотя, судя по всему, прекрасно уразумел, что пожаловал к нему не простой человек. Он токмо радушно улыбался да курил трубку с предлинным чубуком, ожидая, покудова мы определимся с сет. В къавехане было немного людно. По правую руку расположилось полдюжины татарских девушек. У каждой в зубах пребывала дымящаяся трубка, что совершенно не мешала негромко смеяться и хвастать друг перед дружкой приобретениями на базаре: серьгами, кольцами, платками и прочей женскою мишурой. По левую же находились восемь мужчин, из коих пятеро отчаянно дымили трубками. По всему было видать, что они купцы и торг не складывается.
     На дальнем сет, что примыкал одной своею стороною к большому камину с весёлым огнём, сидел ногами под себя странник — дервиш. И это меня несказанно порадовало, так лучшего собеседника для приятной и познавательной беседы не сыщешь.
     Я легонько потянула Его светлость за рукав камзола, но князь уже заметил странника и, предложив руку, повел меня к божьему человеку.
     — Селям алейкум! – поздоровался с дервишем Мустафа Ширын.
     — Алейкум селям! – ответствовал князю святой человек.
     — Афу этинъиз. Риджа этем, айтсанъыз, бош ер бармы? – Не смотря на то, что дервиш был на сет в одиночестве, Мустафа Ширын, по обычаю, спросил у оного разрешения сесть рядом: «Прошу прощения, скажите, пожалуйста, есть ли свободное место?»
     — Буду рад присутствию твоему и твоей женщины, — церемонно ответствовал дервиш по-русски, мгновенно разгадав под татарским платьем моё русское естество.
1  2  3  4

Сайт "Живое Знание"