Только мы расположились на сет, как явился къаведжи: поставил перед нами чашки с кофием, кофейник, положил на стол кисет с табаком, мужские и женскую трубки и свечу для раскуривания.
— Возьми сколько нужно, — Мустафа Ширын протянул къаведжи кошель с деньгами.
— Возьми сколько нужно, — Мустафа Ширын протянул къаведжи кошель с деньгами.
- Мы желаем птицу.
Через минуту на столе в большом блюде покоились жареные на вертеле курицы, натертые чесноком с солью пшеничные лепёшки, мочёные в яблочном уксусе цельные репки луку, чесноку и чёрные греческие оливы. На серебряном подносе покоились кувшины с родниковой водой и катыком – весьма вкусной простоквашей из смеси коровьего и кобыльего молока. На отдельном блюде явились — явно в мою честь — сочные груши, яблоки и виноград, хотя на дворе стоял восьмой день марта, и окрестные горы всё ещё покоились под снежным покрывалом. Словно солнцем светились вяленые абрикосы, маслянисто блестели финики, крупный изюм в кистях, чищеные греческие и лесные орехи.
Омыв руки в поднесённых помощниками къаведжи тазах, наполненных водой с уксусом, Его светлость князь Ширынский вопросительно взглянул на дервиша и, увидав благорасположение, подвинул к оному самую крупную птицу.
Насытившись, мужчины принялись закусывать кофий табачным дымом и беседой. Первым представился князь. Дервиша же звали Яхъя Юсуп.
— Откуда ты родом? – спросил Мустафа Ширын.
— Один Аллах знает.
— Как ты живёшь?
— Я отдал себя в руки Аллаха.
— Ты надолго задержишься в Бахчисарае?
— Все в руках Аллаха. Всё в этом мире подчинено его воле, вплоть до фильджан в твоей руке.
— Ты идёшь в святые места?
— Нет, я собираю мудрость Мира, поскольку не знаю своего Бога.
Такой ответ озадачил Ширын-бея. В раздумьи князь раскурил трубку и задал следующий вопрос:
— Ты сказал, что ты отдал себя в руки Аллаха, и тут же утверждаешь, что не знаешь своего Бога. Ты не веришь в Бога?
- Я верую в единого Бога и во все религии, – ответствовал дервиш. – Я верую в ислам, христианство, иудаизм. Разве мы не все дети Адама? Какая разница, если Аллах такой же, как и все остальные боги? Мне же к душе более ислам прилежит, потому я отдал себя в руки Аллаху.
Его светлость Мустафа Ширын-бей покачал головой из стороны в сторону в знак согласия:
— Ели следовать твоим словам о единстве Божьем, то почему столь множество различий в верованиях? Люди моего народа поклоняются и Христу и Магомету и Моисею и Будде. Как же так, если, с твоих слов, Бог един?
— По моему разумению, различия в верованиях происходят от самого Бога и касаются не веры как таковой, а токмо заповедей, — ответствовал князю божий человек. — К сему силлогизму я подошел по тщательнейшему изучению святых книг: Библии, Талмуда, Корана, а також многократных посещений къавеханов в Каффе, Стамбуле, Александрии и других городах христианского, магометанского и буддийского миров. Так вот: вера в единого Бога и Его праведный суд одна и та же во всех откровениях, но заповеди Бог даёт различным народам разные. Единством Божьим логически требуется и единство человечества, связанного с Богом, или, другими словами, требуется единство религии для всех народов, поскольку открыть истину для одних, и скрыть её от других было бы противно правде и милосердию Божьему, что и приводит меня к необходимости основательного осуждения всякой религиозной исключительности и одинакового признания всех исторически различных проявлений религии. Названные же тобой имена – сие не что иное, как имена пророков, коим Господь вменил принести заповеди своим народам.
Через минуту на столе в большом блюде покоились жареные на вертеле курицы, натертые чесноком с солью пшеничные лепёшки, мочёные в яблочном уксусе цельные репки луку, чесноку и чёрные греческие оливы. На серебряном подносе покоились кувшины с родниковой водой и катыком – весьма вкусной простоквашей из смеси коровьего и кобыльего молока. На отдельном блюде явились — явно в мою честь — сочные груши, яблоки и виноград, хотя на дворе стоял восьмой день марта, и окрестные горы всё ещё покоились под снежным покрывалом. Словно солнцем светились вяленые абрикосы, маслянисто блестели финики, крупный изюм в кистях, чищеные греческие и лесные орехи.
Омыв руки в поднесённых помощниками къаведжи тазах, наполненных водой с уксусом, Его светлость князь Ширынский вопросительно взглянул на дервиша и, увидав благорасположение, подвинул к оному самую крупную птицу.
Насытившись, мужчины принялись закусывать кофий табачным дымом и беседой. Первым представился князь. Дервиша же звали Яхъя Юсуп.
— Откуда ты родом? – спросил Мустафа Ширын.
— Один Аллах знает.
— Как ты живёшь?
— Я отдал себя в руки Аллаха.
— Ты надолго задержишься в Бахчисарае?
— Все в руках Аллаха. Всё в этом мире подчинено его воле, вплоть до фильджан в твоей руке.
— Ты идёшь в святые места?
— Нет, я собираю мудрость Мира, поскольку не знаю своего Бога.
Такой ответ озадачил Ширын-бея. В раздумьи князь раскурил трубку и задал следующий вопрос:
— Ты сказал, что ты отдал себя в руки Аллаха, и тут же утверждаешь, что не знаешь своего Бога. Ты не веришь в Бога?
- Я верую в единого Бога и во все религии, – ответствовал дервиш. – Я верую в ислам, христианство, иудаизм. Разве мы не все дети Адама? Какая разница, если Аллах такой же, как и все остальные боги? Мне же к душе более ислам прилежит, потому я отдал себя в руки Аллаху.
Его светлость Мустафа Ширын-бей покачал головой из стороны в сторону в знак согласия:
— Ели следовать твоим словам о единстве Божьем, то почему столь множество различий в верованиях? Люди моего народа поклоняются и Христу и Магомету и Моисею и Будде. Как же так, если, с твоих слов, Бог един?
— По моему разумению, различия в верованиях происходят от самого Бога и касаются не веры как таковой, а токмо заповедей, — ответствовал князю божий человек. — К сему силлогизму я подошел по тщательнейшему изучению святых книг: Библии, Талмуда, Корана, а також многократных посещений къавеханов в Каффе, Стамбуле, Александрии и других городах христианского, магометанского и буддийского миров. Так вот: вера в единого Бога и Его праведный суд одна и та же во всех откровениях, но заповеди Бог даёт различным народам разные. Единством Божьим логически требуется и единство человечества, связанного с Богом, или, другими словами, требуется единство религии для всех народов, поскольку открыть истину для одних, и скрыть её от других было бы противно правде и милосердию Божьему, что и приводит меня к необходимости основательного осуждения всякой религиозной исключительности и одинакового признания всех исторически различных проявлений религии. Названные же тобой имена – сие не что иное, как имена пророков, коим Господь вменил принести заповеди своим народам.
