Кстати, о дервишах. Дервиши ходят всегда с непокрытою головою, и только изредка можно их встретить в остроконечной, расшитой ермолке, на которой имеются надписи с разными изречениями. Редко у которого из них симпатичное лицо; большею частию — физиономии зверские, нахальные, с всклокоченными волосами, в коих кишат кучи паразитов. Одеты они в рубище или только в холщовые штаны, а от пояса остаются голыми; на плечах зачастую накинута козлиная кожа, а иногда от дикого зверя, или накидка, сшитая вроде мешка. Шкура, которая у них на спине, служит им и постелью, и одеялом. На ногах стоптанные туфли, или же они ходят совсем босые. В руках у них толстые дубины, сучковатые, или железные палки с наконечниками в виде топорика или бычачьей головы. На другой руке всегда висит на цепочке половина кокосового ореха или тыквы, на которых вырезаны имена Бога и святых. В эти висячие чашки и кидают им подаяние.
Летом дервиши сидят по дорогам и ставят около себя жбаны с водой и со льдом, из которых, зачерпывая плоскими чашками, они подают вам при встрече для утоления жажды от знойных лучей солнца. Если вы что-нибудь дадите за это, дервиш начнет прославлять Бога, а если нет, то он ничего не скажет. Я спрашивал их, как они не гнушаются нами — «гяурами», нечистыми, и они ответили, что в их правилах нет приказания гнушаться неверными, а если кто у них это и делает, то одни невежды, глупые. Но я сам заметил, что для проезжающих европейцев они держат отдельные чашечки, хотя и черпают из одного же жбана. По вечерам дервиши стараются собраться к какому-нибудь раньше назначенному месту, большею частию где-нибудь на плацу или в саду. Там они курят свой гашиш (опиум), передавая друг другу новости, а затем там же и спят на голой земле. Курение гашиша очень распространено между дервишами; он их опьяняет или, вернее, одурманивает, отчего у них и появляются страшные глаза и цвет лица делается желтый.
Нельзя смешивать дервиша с «фагиром» или «факиром», — между ними большая разница. Фагир «лути» называется в Персии каждый нищий, т. е. бедняк. Иногда они одеваются наподобие дервишей и выдают себя за них, но это мошенники, их масса в Персии. Кто там жил, сейчас же по виду может отличить тех от других. Лицо дервиша, хотя и страшное, но с видом собственного достоинства. У фагира же «лути» лицо всегда с плутовским выражением и без всякого серьезного вида, хотя он и старается уподобиться дервишу. «Факир» — это опять другое, это фокусник: проделывает разные фокусы с гадами и над собою, объясняя их сверхъестественною силою, находящеюся в нем. Об этих фокусах у меня рассказано в другом месте.
Сад, где похоронены Мустафа-Мамалык и негр-дервиш, конечно, мы не упустили случая посмотреть, и хотя туда не всех пускают, но, благодаря моему знакомству с дервишами и данной подачке караулившим его, мы очутились там. Сад не особенно велик, окружен высокой глиняной стеною, по карнизу которой идут отличные персидские изразцы с персидскими и арабскими выпуклыми надписями. Среди сада — киоск, с тремя комнатками, наполненными картинами священного мусульманского содержания, а за киоском уже две мраморные плиты над могилами Мустафа-Мамалыка и его друга предсказателя-негра. На плитах, конечно, надписи, и на них кидают тень стоящие вокруг чудные чинары. Не могу при этом не упомянуть, что одна из картин, находящихся в киоске, очень меня заинтересовала. На ней изображен какой-то старец на коленях, с длинной седой бородою, в длинной одежде в виде подрясника, препоясанный веревкою, а главное — держащий руку и персты крестом, как у нас пишут святых на иконах, изображая будто благословение. На вопрос, обращенный к сопровождавшему нас дервишу, кого эта картина изображает, он объяснил, что у них был один праведный дервиш, который складывал так руки при совершении молитвы. Невольно вкрадывается мысль, не был ли этот изображенный дервиш раньше христианином, скрывавшимся почему-либо от христиан между мусульманами? Наш провожатый по саду, дервиш, оказался отлично говорящим по-английски, по-французски, по-немецки и немного по-русски. Оказывается, он бывал, под видом купца, в Англии, Париже, Вене и даже на ярмарке в Нижнем Новгороде. На мой вопрос, что его заставило сделаться дервишем, он лаконически отвечал: «Призвание, предопределение». Одет он был, как и большая часть дервишей, в белую холстинную рубашку с такими же шароварами, на босую ногу, с накинутой шкурой барана на плечах и с сучковатой палкой в руках. Хотя лицо его было и темное от загара, но интеллигентное, с тонкими чертами. Невольно спрашиваешь себя, как такой человек попал в оборванцы-дервиши?
