Таксист даже не посмотрел на меня, продолжая что-то бурчать. А может, мне послышалось, что он пел стихи Флекера? Я еще раз внимательно взглянул на него и неожиданно уловил в нем черты самого Флекера. По крайней мере, у него были такие же густые брови, большие уши, пухлые губы и прическа, как у маститого английского поэта. «И у обоих имя Джеймс. Все, с ума схожу!» — подумал я в отчаянии.
Наконец мы доехали до гостиницы. Таксист категорически отверг мои попытки расплатиться.
— За ваш проезд уже заплатили.
— Кто?
— Не имеет значения. До свидания, Майкл.
— Джеймс, но могу ли я хоть подарить вам книгу Клавихо?
— Не откажусь. Давно хотел перечитать, — невозмутимо ответил таксист. — В ответ я бы тоже хотел подарить вам книжку, в ней много любопытного, — Джеймс достал из сумки томик и протянул его мне.
— Кристофер Марло! Вы и его читали? — С трудом верилось, что таксист знаком с произведениями английского драматурга, жившего в шестнадцатом веке.
— Хотите сказать, что и вы читали Марло? — дерзко ответил он.
— Нет. То есть, да. То есть, спасибо.
Я вышел из такси и направился в свой гостиничный номер, с одной стороны, испытывая облегчение, поскольку вернулся в гостиницу живым и невредимым. Но с другой — таксист и его подарок меня совсем озадачили. Приняв ванну, я сел на диван и наугад открыл томик Марло:
От песен плясовых и острословья,
От выходок фигляров балаганных
Мы уведем вас в скифские шатры;
Там перед вами Тамерлан предстанет,
Чьи речи шлют надменный вызов миру,
Чей меч карает царства и царей.
В трагическом зерцале отраженный,
Он, может быть, взволнует вам сердца1.
Это был пролог к первой части знаменитой пьесы Кристофера Марло «Тамерлан великий». В изложении Марло Тамерлан был скифским пастухом, ставшим благодаря своей доблести могущественным, но несчастным императором.
Интересно. Амир Темур, вернее его дух, явно присутствовал в моей самаркандской жизни. Пастух, завоеватель… Какое отношение это может иметь ко мне? Не создаю ли я себе проблемы, пытаясь понять загадку самаркандского дипломата? Гулял бы себе с друзьями, как обычный турист…
Постепенно я углубился в размышления о том, что произошло в течение дня. Чем дольше думал, тем больше убеждался, что я встречался с нормальными, хорошими людьми. Никто ничего плохого не сделал мне, не сказал. Но меня почему-то все время сопровождали опасения. Чего же я опасался? Неужели этих людей? Нет, кажется, я опасался самого себя. Опасался того, что поведу себя неадекватно, не найду общего языка с собеседниками, которые были не похожи на меня. Я был не уверен в себе, слаб. Какая-то бравада была во мне, возомнившем себя веселым и могучим парнем из Оксфорда! Сильные люди ведут себя мирно, потому что им нет необходимости доказывать свою силу. А я был внутренне напряжен и интересовался людьми постольку, поскольку ситуация диктовала мне это. Как бы повел себя мой отец в такой ситуации? А самаркандский дипломат?
Мое настроение совсем испортилось. Возможно, я сгущал краски, но неспокойно было на душе. Может быть, это имело отношение к моему выбору профессии? Поскольку мой дед и отец были дипломатами, все ожидали, что и я стану дипломатом. И я действительно принял решение выбрать дипломатическую службу. Однако это решение было каким-то механическим, я это чувствовал. Тем более, что больше всего на свете я любил сочинять: писать репортажи, очерки и рассказы. В последнее время взялся и за повесть. И не зря я был редактором студенческой газеты. Мне это доставляло большое удовольствие, и некоторые из моих друзей считали, что я должен стать журналистом и писателем, а не дипломатом. Так кем же я хочу стать? Вдруг перед глазами возник образ пастуха-сочинителя, сидящего с карандашом и бумагой на поляне под деревом, а затем — образ дипломата-политика, участвующего в международной конференции. Первый был в джинсах, рубашке и заурядных кроссовках, второй носил строгий темный костюм, шелковый галстук и черные лакированные туфли. Куда же мне идти?
Раздался стук в дверь.
— Кто там?
— Вам посылка.
Открыв, я увидел молодого человека с картонной коробкой в руке.
— Что это? Кто передал?
— Не знаю, мое дело — доставка.
Я взял коробку, осторожно положил ее на стол и стал думать. Может, бомба? Но любопытство возобладало, и я открыл ее. Внутри оказалась небольшая пластмассовая статуэтка какой-то мифической, как мне показалось, птицы. На миниатюрном металлическом постаменте было начертано: «ГОВОРИ ТОЛЬКО ПРАВДУ, НО НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ВСЮ».
Что это могло означать? Опять этот восточный символизм! Правда — это миф? Или миф — это правда? А может: не путай правду с мифом?
В это время в комнату ворвались друзья и стали расспрашивать, где я был, чем занимался, увиделся ли с дипломатом? И почему я такой грустный?
Я вкратце рассказал, но говорить о разбросанных на моем пути фразах не стал — мне все равно бы не поверили. Словом, я говорил правду, но не выкладывал всю информацию.
— Майкл, тебе надо было улавливать детали, понимать, что стоит за ними, — сказал Дэвид.
«УЛАВЛИВАЙ ДЕТАЛИ И ПОНИМАЙ, ЧТО СТОИТ ЗА НИМИ»?
Это новое послание от дипломата? Неужели и Дэвид его человек?
Я внимательно вгляделся в Дэвида и остальных своих друзей. Всех их я знал уже несколько лет, мы вместе учились и жили в общежитии, и казалось, не было ничего такого, чего мы не знали бы друг о друге. Но вдруг я увидел на лице Дэвида незнакомые мне доселе родинки, а также морщинки. Бедный, ведь у него недавно была семейная драма: родители попали в аварию, отец умер, а мать до сих пор страдает от полученных травм.
А Лиз? У нее произошел болезненный разрыв с парнем, с которым она встречалась два года. Но она молодец, хорошо держалась. Хотя… у нее появился нервный тик, порой она стала грызть ногти. Надо бы быть к ней повнимательней.
Тони похудел как-то. Ах да, у него трудности с оплатой учебы. Надо спросить, нужна ли помощь.
Как же невнимателен я был к друзьям! А сам? Все время мечусь между различными желаниями, строю взаимоисключающие планы. Не знаю, чего хочу на самом деле. Бываю импульсивным, люблю спорить, даже если знаю, что неправ. Порой могу обидеть близких людей, правда, потом очень переживаю. Иногда мне кажется, что могу многого добиться в жизни, но подчас воспринимаю себя как никчемное существо.
Пока я размышлял, в комнату постучали. Дэвид открыл дверь.
— Пиццу заказывали? — спросил долговязый парень.
— Я — нет. А вы? — Дэвид обратился к остальным.
Мы все отрицательно покачали головой.
Парень с пиццей недоуменно стоял в дверях.
И тут я заметил надпись на коробке с пиццей: «Дипломат». Подойдя поближе, увидел на коробке знакомую картинку: прием Амиром Темуром посла Клавихо! Похоже, я уловил новое послание от дипломата: он советовал мне пойти к гробнице великого полководца.
— Пицца «Дипломат»? — обратился я к парню.
— Да, это наша лучшая марка, — ответил он.
— Ну что ж, спасибо.
— Нет, ты что! Там может быть взрывчатка, — забеспокоился Тони.
Я попросил парня показать содержимое коробки. Тот открыл ее. Внутри была ничем не примечательная пицца. Я заплатил, и парень удалился.
— Угощайтесь! — предложил я.
— Что-то не хочется, — сказала Лиз и направилась к дверям. — Пойду к себе.
— И мне надо собираться. — Дэвид последовал за Лиз.
— Я, пожалуй, тоже удалюсь, завтра рано выезжаем, — сказал Тони.
Оставшись один, я надел лучшую свою одежду и торопливо вышел из гостиницы. Почему-то я был убежден, что меня ждет встреча с дипломатом. Через несколько минут я уже стоял у мавзолея Гур-Эмир. К моему огорчению, ворота были заперты. Вокруг ни души. Однако я не спешил уходить.
Прошло полчаса, мое терпение стало иссякать. Неужели предчувствие обмануло меня? И тут я вспомнил: Клавихо же писал в своем дневнике, что Темур не сразу принимал иностранных послов. Его люди оказывали послам знаки внимания, заботились о них. Но послы должны были ждать несколько дней, прежде чем их приглашали во дворец Темура. Возможно, он это делал для того, чтобы послы осмотрелись, лучше узнали, с кем имеют дело, сосредоточились и подготовились. Неужели и меня готовили?
Но самаркандский дипломат, которого я хотел увидеть, не является властелином, а я, конечно же, не посол, и даже не младший дипломат. Тем не менее, дипломат тут явно пользуется большим авторитетом, решает важные дела, с ним советуются даже по «международным» проблемам. А я, как ни крути, в некоторой степени все же будущий дипломат. Может, в этом и есть смысл происходящего?
Анализировать, анализировать, как советовал тот же дипломат. Не упускать из виду даже мелкие детали. Оглядываться, пытаться увидеть, что происходит вокруг, понять чужую среду.
Подождав еще немного, я наконец решил вернуться в гостиницу и тут только заметил одинокого старика, сидевшего на каком-то выступе. Возможно, он уже давно наблюдал за мной.
— Ассаляму-алейкум! — поздоровался я.
— Вуаляйкум-ассалям!
— Не могли бы вы подсказать, как мне войти во двор мавзолея? — спросил я.
— А зачем?
— Ну, посмотреть, поклониться праху великого полководца.
— Вы уверены, что хотите этого в такое время? А главное, захочет ли его дух?
«А тебе какое дело?» — раздраженно пронеслось в голове. Но тут я вспомнил, что гитлеровская Германия напала на Советский Союз 22 июня 1941 года — на следующий день после того, как специальная экспедиция вскрыла гробницу Амира Темура. Конечно, я не собирался вновь вскрывать эту гробницу, но меня охватил ужас от того, что я могу потревожить дух великого человека в неподобающее время.
— Простите, могу ли спросить: вы имеете отношение к мавзолею? — вежливо поинтересовался я.
— Все, кто находятся здесь, имеют к нему отношение, — ответил старик.
Я вновь почувствовал раздражение. Незнакомец подошел поближе и улыбнулся.
— Раздражительность — не лучшее состояние для человека, намеревающегося поклониться праху Амира Темура, — тихо сказал он. — Знаете почему иностранные послы должны были ждать несколько дней, чтобы попасть на прием к Амиру Темуру? Чтобы привести свое душевное состояние в соответствие с состоянием нового окружения.
— Принцип гомеостаза? — спросил я иронически. — Или тюнинг?
— Можно и так сказать, — спокойно ответил старик. — Кстати, ответ на вопрос может быть странным и даже глупым, но это не значит, что таков и вопрос, — добавил он вполне дружелюбно.
Пока я размышлял над смыслом фразы, старик исчез. Походив вокруг еще минут пятнадцать, я направился в сторону гостиницы. Кем же был этот старик? Неужели он и был дипломатом? Но почему тогда не сказал об этом мне? Или что-то во мне разочаровало его? Вопросы, вопросы, вопросы… Я вспомнил: вопросы не должны быть глупыми. И до меня дошло: многие мои вопросы были не самыми уместными. Их можно было и не задавать или самому найти ответы. Многие не любят прилагать умственные усилия и стараются идти по легкому пути, надеясь получить от других готовые ответы. Возможно, одна из задач дипломата — помочь другим найти нужные вопросы, чтобы затем попытаться самим же найти и ответы на них? Если так, то этому старику-дипломату удалось стимулировать в моем мозгу многие значимые для меня вопросы.
Но дипломат ли он, тот старик? Хотя, какое теперь это имеет значение? Да разве не все мы призваны быть дипломатами? Разве человек, живущий среди людей, не должен обладать определенными дипломатическими способностями? Ставить нужные вопросы и находить нужные ответы? Иными словами, думать и брать ответственность на себя?
Я почти подошел к своей гостинице, но мозг мой продолжал усиленно работать. Я стал думать о том, что, возможно, все это устроил мне отец — ведь у него здесь остались весьма обширные связи. Чтобы я разобрался в себе, определился, принял сознательное решение. А может, у меня, начитавшегося Клавихо, Марло, Флекера и других неравнодушных к Востоку авторов, галлюцинации? Опять вопросы, возможно, глупые. Нет, вопросы не бывают глупыми, если они заставляют думать.
Надо было собираться, назавтра отъезд предстоял рано.
Проходя мимо памятника Амиру Темуру, я заметил большой туристический автобус, отъезжавший от гостиницы. На правом боку у него красовалась надпись: «ЕСЛИ НЕТ МИРА В ДУШЕ, НЕ БУДЕТ МИРА И СНАРУЖИ». Я чуть не ахнул, увидев за рулем водителя, как две капли воды похожего на старика возле мавзолея Гур-Эмир.
— Эй, остановитесь! Мне надо поговорить с вами! — Я побежал вслед за автобусом. Но автобус плавно свернул влево и выехал на дорогу. Теперь я увидел на его левом боку еще одну надпись: «ДИПЛОМАТОМ НАДО БЫТЬ, ПРЕЖДЕ ВСЕГО ЧТОБЫ ЗАКЛЮЧИТЬ МИР С СОБОЙ». В этот момент старик-водитель заметил меня и весело помахал рукой. Мне оставалось лишь ответить тем же.
И вдруг я почувствовал, что Амир Темур, восседающий монументом на троне в нескольких шагах от меня, внимательно наблюдает за происходящим. Я мысленно поклонился ему, вручил воображаемые верительные грамоты и… почувствовал себя настоящим дипломатом. Да не просто дипломатом, а дипломатом и писателем, как Руй Гонсалес де Клавихо.
Я закрыл глаза, постоял немного, размышляя о своей миссии, и с улыбкой направился… записать то, что вы сейчас читаете.
Наконец мы доехали до гостиницы. Таксист категорически отверг мои попытки расплатиться.
— За ваш проезд уже заплатили.
— Кто?
— Не имеет значения. До свидания, Майкл.
— Джеймс, но могу ли я хоть подарить вам книгу Клавихо?
— Не откажусь. Давно хотел перечитать, — невозмутимо ответил таксист. — В ответ я бы тоже хотел подарить вам книжку, в ней много любопытного, — Джеймс достал из сумки томик и протянул его мне.
— Кристофер Марло! Вы и его читали? — С трудом верилось, что таксист знаком с произведениями английского драматурга, жившего в шестнадцатом веке.
— Хотите сказать, что и вы читали Марло? — дерзко ответил он.
— Нет. То есть, да. То есть, спасибо.
Я вышел из такси и направился в свой гостиничный номер, с одной стороны, испытывая облегчение, поскольку вернулся в гостиницу живым и невредимым. Но с другой — таксист и его подарок меня совсем озадачили. Приняв ванну, я сел на диван и наугад открыл томик Марло:
От песен плясовых и острословья,
От выходок фигляров балаганных
Мы уведем вас в скифские шатры;
Там перед вами Тамерлан предстанет,
Чьи речи шлют надменный вызов миру,
Чей меч карает царства и царей.
В трагическом зерцале отраженный,
Он, может быть, взволнует вам сердца1.
Это был пролог к первой части знаменитой пьесы Кристофера Марло «Тамерлан великий». В изложении Марло Тамерлан был скифским пастухом, ставшим благодаря своей доблести могущественным, но несчастным императором.
Интересно. Амир Темур, вернее его дух, явно присутствовал в моей самаркандской жизни. Пастух, завоеватель… Какое отношение это может иметь ко мне? Не создаю ли я себе проблемы, пытаясь понять загадку самаркандского дипломата? Гулял бы себе с друзьями, как обычный турист…
Постепенно я углубился в размышления о том, что произошло в течение дня. Чем дольше думал, тем больше убеждался, что я встречался с нормальными, хорошими людьми. Никто ничего плохого не сделал мне, не сказал. Но меня почему-то все время сопровождали опасения. Чего же я опасался? Неужели этих людей? Нет, кажется, я опасался самого себя. Опасался того, что поведу себя неадекватно, не найду общего языка с собеседниками, которые были не похожи на меня. Я был не уверен в себе, слаб. Какая-то бравада была во мне, возомнившем себя веселым и могучим парнем из Оксфорда! Сильные люди ведут себя мирно, потому что им нет необходимости доказывать свою силу. А я был внутренне напряжен и интересовался людьми постольку, поскольку ситуация диктовала мне это. Как бы повел себя мой отец в такой ситуации? А самаркандский дипломат?
Мое настроение совсем испортилось. Возможно, я сгущал краски, но неспокойно было на душе. Может быть, это имело отношение к моему выбору профессии? Поскольку мой дед и отец были дипломатами, все ожидали, что и я стану дипломатом. И я действительно принял решение выбрать дипломатическую службу. Однако это решение было каким-то механическим, я это чувствовал. Тем более, что больше всего на свете я любил сочинять: писать репортажи, очерки и рассказы. В последнее время взялся и за повесть. И не зря я был редактором студенческой газеты. Мне это доставляло большое удовольствие, и некоторые из моих друзей считали, что я должен стать журналистом и писателем, а не дипломатом. Так кем же я хочу стать? Вдруг перед глазами возник образ пастуха-сочинителя, сидящего с карандашом и бумагой на поляне под деревом, а затем — образ дипломата-политика, участвующего в международной конференции. Первый был в джинсах, рубашке и заурядных кроссовках, второй носил строгий темный костюм, шелковый галстук и черные лакированные туфли. Куда же мне идти?
Раздался стук в дверь.
— Кто там?
— Вам посылка.
Открыв, я увидел молодого человека с картонной коробкой в руке.
— Что это? Кто передал?
— Не знаю, мое дело — доставка.
Я взял коробку, осторожно положил ее на стол и стал думать. Может, бомба? Но любопытство возобладало, и я открыл ее. Внутри оказалась небольшая пластмассовая статуэтка какой-то мифической, как мне показалось, птицы. На миниатюрном металлическом постаменте было начертано: «ГОВОРИ ТОЛЬКО ПРАВДУ, НО НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ВСЮ».
Что это могло означать? Опять этот восточный символизм! Правда — это миф? Или миф — это правда? А может: не путай правду с мифом?
В это время в комнату ворвались друзья и стали расспрашивать, где я был, чем занимался, увиделся ли с дипломатом? И почему я такой грустный?
Я вкратце рассказал, но говорить о разбросанных на моем пути фразах не стал — мне все равно бы не поверили. Словом, я говорил правду, но не выкладывал всю информацию.
— Майкл, тебе надо было улавливать детали, понимать, что стоит за ними, — сказал Дэвид.
«УЛАВЛИВАЙ ДЕТАЛИ И ПОНИМАЙ, ЧТО СТОИТ ЗА НИМИ»?
Это новое послание от дипломата? Неужели и Дэвид его человек?
Я внимательно вгляделся в Дэвида и остальных своих друзей. Всех их я знал уже несколько лет, мы вместе учились и жили в общежитии, и казалось, не было ничего такого, чего мы не знали бы друг о друге. Но вдруг я увидел на лице Дэвида незнакомые мне доселе родинки, а также морщинки. Бедный, ведь у него недавно была семейная драма: родители попали в аварию, отец умер, а мать до сих пор страдает от полученных травм.
А Лиз? У нее произошел болезненный разрыв с парнем, с которым она встречалась два года. Но она молодец, хорошо держалась. Хотя… у нее появился нервный тик, порой она стала грызть ногти. Надо бы быть к ней повнимательней.
Тони похудел как-то. Ах да, у него трудности с оплатой учебы. Надо спросить, нужна ли помощь.
Как же невнимателен я был к друзьям! А сам? Все время мечусь между различными желаниями, строю взаимоисключающие планы. Не знаю, чего хочу на самом деле. Бываю импульсивным, люблю спорить, даже если знаю, что неправ. Порой могу обидеть близких людей, правда, потом очень переживаю. Иногда мне кажется, что могу многого добиться в жизни, но подчас воспринимаю себя как никчемное существо.
Пока я размышлял, в комнату постучали. Дэвид открыл дверь.
— Пиццу заказывали? — спросил долговязый парень.
— Я — нет. А вы? — Дэвид обратился к остальным.
Мы все отрицательно покачали головой.
Парень с пиццей недоуменно стоял в дверях.
И тут я заметил надпись на коробке с пиццей: «Дипломат». Подойдя поближе, увидел на коробке знакомую картинку: прием Амиром Темуром посла Клавихо! Похоже, я уловил новое послание от дипломата: он советовал мне пойти к гробнице великого полководца.
— Пицца «Дипломат»? — обратился я к парню.
— Да, это наша лучшая марка, — ответил он.
— Ну что ж, спасибо.
— Нет, ты что! Там может быть взрывчатка, — забеспокоился Тони.
Я попросил парня показать содержимое коробки. Тот открыл ее. Внутри была ничем не примечательная пицца. Я заплатил, и парень удалился.
— Угощайтесь! — предложил я.
— Что-то не хочется, — сказала Лиз и направилась к дверям. — Пойду к себе.
— И мне надо собираться. — Дэвид последовал за Лиз.
— Я, пожалуй, тоже удалюсь, завтра рано выезжаем, — сказал Тони.
Оставшись один, я надел лучшую свою одежду и торопливо вышел из гостиницы. Почему-то я был убежден, что меня ждет встреча с дипломатом. Через несколько минут я уже стоял у мавзолея Гур-Эмир. К моему огорчению, ворота были заперты. Вокруг ни души. Однако я не спешил уходить.
Прошло полчаса, мое терпение стало иссякать. Неужели предчувствие обмануло меня? И тут я вспомнил: Клавихо же писал в своем дневнике, что Темур не сразу принимал иностранных послов. Его люди оказывали послам знаки внимания, заботились о них. Но послы должны были ждать несколько дней, прежде чем их приглашали во дворец Темура. Возможно, он это делал для того, чтобы послы осмотрелись, лучше узнали, с кем имеют дело, сосредоточились и подготовились. Неужели и меня готовили?
Но самаркандский дипломат, которого я хотел увидеть, не является властелином, а я, конечно же, не посол, и даже не младший дипломат. Тем не менее, дипломат тут явно пользуется большим авторитетом, решает важные дела, с ним советуются даже по «международным» проблемам. А я, как ни крути, в некоторой степени все же будущий дипломат. Может, в этом и есть смысл происходящего?
Анализировать, анализировать, как советовал тот же дипломат. Не упускать из виду даже мелкие детали. Оглядываться, пытаться увидеть, что происходит вокруг, понять чужую среду.
Подождав еще немного, я наконец решил вернуться в гостиницу и тут только заметил одинокого старика, сидевшего на каком-то выступе. Возможно, он уже давно наблюдал за мной.
— Ассаляму-алейкум! — поздоровался я.
— Вуаляйкум-ассалям!
— Не могли бы вы подсказать, как мне войти во двор мавзолея? — спросил я.
— А зачем?
— Ну, посмотреть, поклониться праху великого полководца.
— Вы уверены, что хотите этого в такое время? А главное, захочет ли его дух?
«А тебе какое дело?» — раздраженно пронеслось в голове. Но тут я вспомнил, что гитлеровская Германия напала на Советский Союз 22 июня 1941 года — на следующий день после того, как специальная экспедиция вскрыла гробницу Амира Темура. Конечно, я не собирался вновь вскрывать эту гробницу, но меня охватил ужас от того, что я могу потревожить дух великого человека в неподобающее время.
— Простите, могу ли спросить: вы имеете отношение к мавзолею? — вежливо поинтересовался я.
— Все, кто находятся здесь, имеют к нему отношение, — ответил старик.
Я вновь почувствовал раздражение. Незнакомец подошел поближе и улыбнулся.
— Раздражительность — не лучшее состояние для человека, намеревающегося поклониться праху Амира Темура, — тихо сказал он. — Знаете почему иностранные послы должны были ждать несколько дней, чтобы попасть на прием к Амиру Темуру? Чтобы привести свое душевное состояние в соответствие с состоянием нового окружения.
— Принцип гомеостаза? — спросил я иронически. — Или тюнинг?
— Можно и так сказать, — спокойно ответил старик. — Кстати, ответ на вопрос может быть странным и даже глупым, но это не значит, что таков и вопрос, — добавил он вполне дружелюбно.
Пока я размышлял над смыслом фразы, старик исчез. Походив вокруг еще минут пятнадцать, я направился в сторону гостиницы. Кем же был этот старик? Неужели он и был дипломатом? Но почему тогда не сказал об этом мне? Или что-то во мне разочаровало его? Вопросы, вопросы, вопросы… Я вспомнил: вопросы не должны быть глупыми. И до меня дошло: многие мои вопросы были не самыми уместными. Их можно было и не задавать или самому найти ответы. Многие не любят прилагать умственные усилия и стараются идти по легкому пути, надеясь получить от других готовые ответы. Возможно, одна из задач дипломата — помочь другим найти нужные вопросы, чтобы затем попытаться самим же найти и ответы на них? Если так, то этому старику-дипломату удалось стимулировать в моем мозгу многие значимые для меня вопросы.
Но дипломат ли он, тот старик? Хотя, какое теперь это имеет значение? Да разве не все мы призваны быть дипломатами? Разве человек, живущий среди людей, не должен обладать определенными дипломатическими способностями? Ставить нужные вопросы и находить нужные ответы? Иными словами, думать и брать ответственность на себя?
Я почти подошел к своей гостинице, но мозг мой продолжал усиленно работать. Я стал думать о том, что, возможно, все это устроил мне отец — ведь у него здесь остались весьма обширные связи. Чтобы я разобрался в себе, определился, принял сознательное решение. А может, у меня, начитавшегося Клавихо, Марло, Флекера и других неравнодушных к Востоку авторов, галлюцинации? Опять вопросы, возможно, глупые. Нет, вопросы не бывают глупыми, если они заставляют думать.
Надо было собираться, назавтра отъезд предстоял рано.
Проходя мимо памятника Амиру Темуру, я заметил большой туристический автобус, отъезжавший от гостиницы. На правом боку у него красовалась надпись: «ЕСЛИ НЕТ МИРА В ДУШЕ, НЕ БУДЕТ МИРА И СНАРУЖИ». Я чуть не ахнул, увидев за рулем водителя, как две капли воды похожего на старика возле мавзолея Гур-Эмир.
— Эй, остановитесь! Мне надо поговорить с вами! — Я побежал вслед за автобусом. Но автобус плавно свернул влево и выехал на дорогу. Теперь я увидел на его левом боку еще одну надпись: «ДИПЛОМАТОМ НАДО БЫТЬ, ПРЕЖДЕ ВСЕГО ЧТОБЫ ЗАКЛЮЧИТЬ МИР С СОБОЙ». В этот момент старик-водитель заметил меня и весело помахал рукой. Мне оставалось лишь ответить тем же.
И вдруг я почувствовал, что Амир Темур, восседающий монументом на троне в нескольких шагах от меня, внимательно наблюдает за происходящим. Я мысленно поклонился ему, вручил воображаемые верительные грамоты и… почувствовал себя настоящим дипломатом. Да не просто дипломатом, а дипломатом и писателем, как Руй Гонсалес де Клавихо.
Я закрыл глаза, постоял немного, размышляя о своей миссии, и с улыбкой направился… записать то, что вы сейчас читаете.
Опубликовано в журнале « Дружба Народов», номер 4, 2014
Автор : Алишер Файз (Файзуллаев)
Автор : Алишер Файз (Файзуллаев)
