Мечта завоевателя
Монгольские заставы с удивлением пропускали странных путников, направлявшихся к юрте главного полководца Субудай-багатура. Впереди шел тощий дервиш в высоком колпаке с белой повязкой паломника из Мекки. Его можно было бы принять за обыкновенного дорожного нищего, если бы не просторный шелковый синий чапан с рубиновыми пуговицами, оправленными в золото. Через плечо висела сумка, из которой высовывалась книга в кожаном переплете с медными застежками. В руке он держал длинный посох и сплетенный из тростника фонарь с толстой восковой свечой. За дервишем плелся старик в козловой шубе, с кривой саблей на поясе. За стариком ехали рядом на небольших серых конях молодой толмач и два монгольских нукера. Оба монгола без конца тянули заунывную песню. Приближаясь к заставе, они кричали: «Внимание и повиновение!» — и затем снова продолжали протяжную песню. Дервиш, приближаясь к дозорным, сдвигал на затылок колпак, и на лбу его блестела овальная золотая пайцза18 с изображением летящего сокола.
Дозорные смотрели разинув рты и спрашивали вдогонку:
- Идет к самому?
- А то к кому же!
Возле юрты полководца Субудай-багатура дервиш остановился. Два огромных рыжих волкодава, гремя цепями, прыгали на месте, давясь от злобного лая.
Дервиш долго стоял задумавшись, опираясь на посох. Из юрты послышался голос:
- Пусть учитель войдет!
Дозорный, стоявший рядом, толкнул копьем неподвижного дервиша и указал на вход.
В юрте на ковре сидело несколько военачальников, склонившись над круглым листом пергамента, где начерчены были горы, черные линии рек и маленькие кружки с названиями городов.
Толстый сутулый Субудай-багатур поднял загорелое лицо, уставился на мгновение выпученным глазом на дервиша и снова склонился к пергаменту, тыча в него корявым коротким пальцем:
- Вы видите: от Сыгнака до великой реки Итиль19 для каравана сорок дней пути. Нам же придется идти в два-три раза дольше. Как только выберем джихангира20, войско выступит.
- Да помогут нам заоблачные небожители! — воскликнули монголы, встали и, прижимая руки к груди, один за другим вышли из юрты.
Субудай-багатур остался один на ковре. Он прищурил глаз, всматриваясь, точно стараясь проникнуть в тайные думы дервиша. Хаджи Рахим стоял неподвижно, спокойно выдерживая взгляд полководца, прославленного победами, известного своей беспощадной жестокостью при подавлении врагов и при разгроме мирных городов.
- Я слышал о тебе, что ты знаешь многое?
- Всю жизнь я учусь,— ответил Хаджи Рахим. — Но знаю только ничтожную крупинку премудрости вселенной.
Субудай продолжал:
- Ты был первым учителем моего воспитанника. Я вожу его с собой уже десять лет через земли многих народов. Он в седле учился быть воином и полководцем. Ты слышал об этом?
- Теперь услышал.
- Я хочу, чтобы он закончил великие дела, которые не успел выполнить его дед, Священный Потрясатель вселенной21. Я слышал однажды, давно, как ты рассказывал о храбром полководце Искендере Зуль-Карнайне22. Он тоже начал походы юношей. У него были опытные в военном деле советники, которые оберегали его... .
Субудай-багатур зажмурил глаз, отвернулся и некоторое время молчал. Затем снова повернулся к дервишу:
- Бату-хан полон страстных желаний, как пантера, которая видит вокруг себя сразу много диких коз и бросается то вправо, то влево. Возле него должен быть преданный, верный и осторожный советник, который будет предостерегать его и не побоится говорить ему правду.
- Я араб. Ложь считается у нас пороком.
Вошел дозорный и остановился у входа, приподняв занавеску.
- Внимание и повиновение! — сказал он вполголоса.
Субудай-багатур с кряхтеньем поднялся и, хромая,
медленно направился навстречу. В юрту стремительно вошел Бату-хан. На нем был новый синий монгольский чапан с рубиновыми пуговицами в золотой оправе. Молодое загорелое лицо со скошенными узкими глазами горело беспокойной тревогой. Рот слегка кривился хищной улыбкой, на темном лице казались особенно белыми крупные волчьи зубы.
