- Одна из трудностей, — сказал Спин Дил, — в том, что люди, которые внешне совершенно нормальны, могут оказаться каландарами. С другой стороны, когда ты в самом деле встречаешь каландара на дороге, он, вероятно, не станет разговаривать с тобой, — потому что он обыкновенный человек с необыкновенным поручением.
- Что это значит?
- Ну, люди иногда принимают обет стать каландаром на время, или у них может быть приказ их старшего постоянно повторять определенную формулу, и тогда они концентрируются на том, что должны исполнять.
Казалось, я могу очень долго ждать возможности поговорить с каландаром. Но, в конце концов, мне повезло больше, чем я ожидал.
Возле Миирута есть святилище, где похоронен знаменитый мистик — шейх Пир Шаттари, умерший здесь в 1632 году. Он очень почитаем, потому что был одним из Шаттари, мистиков, практикующих особую форму концентрации, которая, как они верят, вызывает совершенное изменение в ученике и, возможно, делает его самого учителем в невероятно короткий срок. Каландары, как я узнал, часто посещали это святилище; иногда переодетые, иногда нет. Я выбрал Спин Дила как компаньона в путешествии отчасти за то, что в Кашмире он был учеником суфийского учителя и был знаком с образом мысли тех, кого я искал. Мы с ним отправились искать местного жителя, у которого была репутация мага и звание «суфий», вдобавок к великому множеству прочих титулов в роскошном и цветистом стиле индийских мусульман.
Это был человек благородного могольского происхождения, индийский гражданский служащий в отставке, живущий с комфортом в большом доме с манговым садом. Он приветствовал нас, ведь мы внесли разнообразие в его монотонную жизнь, в которой один день был похож на другой. Я буду называть его Акбар Беиг. Он смог прояснить множество вопросов относительно суфизма, которые не давали мне покоя со времени моего первого знакомства с суфизмом в Пакистане. Он не был членом ни одного из орденов (говорят, их всего семьдесят шесть), но учился у многих учителей и очень много читал в оригинале как на арабском и персидском, так и на английском, на котором он свободно говорил с варварским акцентом.
- Обучение суфиев, — сказал он мне, — труднее чем любое другое, поскольку учитель должен найти такой подход к своему ученику, который тот сможет понять. Учитель учит чему-то такому — духовной дисциплине — что имеет очень мало общего с повседневной жизнью. Конечно, суфии видят всю жизнь как часть этого процесса, а физическое и духовное как единое целое, но их внутренние переживания имеют лишь приблизительное сходство с обычными человеческими.
- Как же тогда может суфий объяснить все в связной системе, если то, что он говорит и делает, принадлежит другому измерению?
Трудность эта весьма реальна.
- Суфии не всегда, — сказал Акбар, кивая своей лысой головой, чтобы подчеркнуть смысл, — да, не всегда, скажу я вам, с радостью терпят дураков. Потом вот еще что: они не могут предложить тебе заранее приготовленный и рассчитанный план твоих занятий, как это возможно в других дисциплинах. Это потому, что составленный заранее план всегда есть имитация или часть более полного учения. Им пользуются те, кто следует ограниченной или теоретической школе.
Я направил его на тему каландаров.
- Да, да, они мистики, и они суфии. Но, видишь ли, они каландары только когда находятся в определенном периоде своей жизни. Они могут умереть каландарами, и тогда их почитают и строят им гробницы. Но, как правило, быть каландаром означает только определенную фазу жизни суфия.
- Могу я встретиться с каландаром?
- Я попытаюсь устроить это, но не могу обещать. Видишь ли, им ничего не нужно, и здесь непригодны такие приманки, которые сработали бы в любых других обстоятельствах.
Несмотря на его любительский интерес к мистическому пути суфиев, я отмети характерную терминологию индийской гражданской службы.
