Я остановился в бывшем Британском клубе, обладавшим всеми приметами и многими процедурами прежнего имперского величия. Через несколько дней, когда я вышел на веранду к своему утреннему чаю, я увидел на газоне каландара. Он был одет в грубую хлопчатобумажную накидку, с голыми ногами и головой. Его череп был совершенно выбрит. Мне показалось на миг, благодаря ассоциации идей, что этот лысый, с кружкой в руке и посохом сбоку, был сам Акбар Беиг. К несчастью для драматизма этого рассказа, то был не он, и даже не его брат, разве что в невероятнейшем смысле. Он, должно быть, увидел меня примерно в тот же момент. Я помахал ему, чувствуя себя довольно глупо, а он поднял одну руку, описав ею перед тем нечто вроде круга, а затем, без дальнейшего приглашения, встал, поднял свои принадлежности и полез ко мне на балкон. Я подал ему руку, а он отвязал со своего плеча меховой коврик и уселся на него. Я заметил, что бритой была вся его голова: не только затылок, усы и борода, но и брови. Этот каландар, во всяком случае, не выглядел переодетым. А если и так, то он был переодет под каландара.
Я заказал еще чая, скорее чтобы смягчить неловкость официанта, и стал ждать, когда посетитель заговорит. Он улыбнулся, обнажив два ряда очень ровных зубов, и расправил свою голубую накидку. Я начал с того, что спросил, как его здоровье: «Апка мизаджи мубарак кейса хэ?» .Это ему, по-видимому, не слишком понравилось, потому что он сказал в ответ, почти без паузы, низким голосом со странным акцентом, то, что я разобрал как «Ап ап хэ, мизадж хэ, кейса кейса хэ». Это можно приблизительно перевести как «Это зависит от того, что ты понимаешь под «Как твое здоровье?» Буквально это значит: «Ты есть ты, здоровье есть здоровье, как есть как».
В конце концов общение установилось на смеси персидского с английским, с предпочтением первого. Прежде всего, сказал он мне в ответ на мой вопрос, он не будет ничего говорить о себе. Ему не интересно ни то, что я могу сказать о себе, ни то, кто, где и когда меня учил.
- Я пришел сюда сказать кое-что тебе. Я пришел не за тем, чтобы ты проверял меня или судил обо мне. Ты не можешь этого делать, потому что у тебя нет нужного знания.
Все это, должен я добавить, было сказано вежливейшим образом и звучало гораздо менее резко для эго, чем это может показаться при чтении.
Очевидно, он слышал, что именно я хотел знать. Он сказал мне, что первоначальное решение основать орден каландаров было принято в Туркестане, что учение было собрано Сейидом (потомком Мухаммада), который прибыл в Дели и научил «работе» некоторых учеников. Каландары не связаны с индусами, которые только тренируют людей, а не учат их. Некоторые индусы более просветленные, но те не учат. Вся йога — род самообмана, и ей легко выучиться. Каландары не учат, находясь в «состоянии каландаризма», а учатся и служат в этот период, совершенствуя себя. Пока он пил большими глотками чай из собственной кружки, я сообразил, как направить разговор на интересующую меня тему. Поняв, что не могу задавать никаких вопросов, я вспомнил, что в общине в Кунджи Заг, где я посещал сессии, мастера можно было спросить или побудить обсудить какую-нибудь тему, просто сказав слово, без какой- либо вопросительной интонации. Другой метод состоял в подавании сигнала рукой, но это было позволено только людям, продвинувшимся на Пути. Поэтому я сказал настолько ровным тоном, насколько возможно: — Инсани Камил («Совершенный Человек»).
Он сразу понял меня и, поставив кружку на пол рядом с собой, ответил:
- Инсани Камил означает того, кто целен, завершен. Мы все стремимся к цельности, но нам нужно сначала научиться, как стремиться. Это твоя проблема. Это на самом деле все, чему учитель когда-либо сможет научить тебя. Когда ты научишься этому, ты будешь на пути превращения в Инсани Камил.
