staty

 

       Мальчик скрылся и вскоре вернулся с бумагой и прибо­ром для письма.
       - Скажи мне, путник, сперва твое имя, откуда ты ро­дом и как ты попал в славный Багдад?
       - Меня зовут Хаджи Рахим аль- Багдади. Родом же я из маленького селения близ Басры. Я готов отвечать тебе на все вопросы, но прежде позволь мне коснуться чего-то дру­гого, о чем беспокоится мое сердце.
       - Ну, говори,— сказал старик.
       - В Багдаде я учился в большом медресе26 у знамени­тейших ученых. Среди студентов, которые вместе со мной искали света у этих факелов знания, был один юноша, все­гда скорбный и молчаливый, отличавшийся страстным при­лежанием. Когда я ему сказал, что хочу надеть «пояс ски­тания» и, взяв «посох странствования», отправиться в слав­ный Гургандж, благородную Бухару и прекрасный Самар­канд, этот юноша обратился ко мне с такими словами: «Хаджи Рахим аль- Багдади, если ты попадешь в богатый город хорезм-шахов Гургандж, то пройди в третью улицу, пересекающую главный путь от базара к Западным воротам, найди там дом кузнеца и торговца оружием Кары-Максума и узнай, живы ли там мои почтенные родители. Расскажи им все, что я делаю в Багдаде. Когда же ты вернешься в Багдад, то ты поведаешь мне все, что о них узнаешь». Я обещал ему это и отправился в путь. Но ветер непредви­денностей и гроза испытаний бросали меня в разные сторо­ны вселенной. Я шел под палящими лучами солнца Индии, проходил далекие пустыни Татарии27, доходил до Великой стены, охраняющей царство китайцев от набегов татар; я посетил берег ревущего океана, пробирался через крутые снеговые горы Тянь-Шаня и всюду находил мусульман28. Так прошло много лет, пока я, наконец, попал в Гургандж, на эту улицу, которую мне указал мой багдадский друг. Я нашел и дом, и калитку под белоснежным деревом акации, и, наконец, я беседую с тобою, делатель чудес, который, вероятно, помнит юношу, обитавшего здесь, в этом дворе, и ушедшего пятнадцать лет назад из Гурганджа.
       - Как звали этого юношу? – спросил старик сурово.
       - Там, в высоком дворце знаний, он назывался Абу-Джафар аль-Хорезми (из Хорезма).
       - Как ты осмелился произнести это имя, несчастный ! – закричал старый мирза (писарь), и пеной покрылись губы его. – Знаешь ли ты, что он величайший грешник? Несмотря на свои юные годы, он покрыл позором и себя, и своих родителей, и чуть было не бросил в пучину бедствий всех родичей.
       - Но ведь он был очень юн? Что такое мог он сделать? Убил ли он кого-нибудь, или покушался на знатного бека?
       - Этот ужасный Абу-Джафар, к прискорбию, с юных лет отличался большими способностями и прилежанием. Он учился вместе с другими учениками у наших лучших учителей, стараясь постигнуть и чтение, и красоты изящного письма, и глубокий смысл великой книги Корана. Он преуспевал во всем и стал удачно складывать стихи, подражая Фирдоуси, и Рудеги, и Абу-Саиду.
Но стихи его были не на поучение другим, а только для соблазна легковерных…
       Старик продолжал шепотом:
       - Этот несчастный юноша начал вольнодумствовать. Он позволял себе спорить с седобородыми улемами29 и имамами, ввергая в смущение других простодушных слушателей. Наконец, когда имам заметил: «Ты идешь не по дороге в рай, а в огненную пропасть ада». – Абу Джафар ему дерзко ответил: « Ступай от меня и не зови меня в рай! Когда ты проповедуешь о четках, о местах молитвы и о воздержании, я думаю, не все ли равно – идти ли в мечеть Мухаммеда, или в монастырь Исы30 где звонят в колокола, или в синагогу Моисея. Везде я искал, но не находил бога, бога нет, его выдумали те, кто торгует его именем. Мой свет, мой проводник – Абу Али ибн Сина»31. Тогда святые имамы прокляли его и приказали схватить. Они хотели на площади города отрезать его ядовитый язык и обе руки, чтобы он не мог больше сочинять свои растленные стихи. Но Абу-Джафар со змеиной ловкостью исчез. Сперва думали, что его отец из жалости где-либо скрывает преступного сына. Поэтому сам хорезм-шах Мухаммед, узнав об этом деле от имамов, приказал схватить отца, бросить его в клоповник зиндан32 и надеть цепь с надписью: «Навеки и до смерти». А если отец умрет, то вместо него шах приказал посадить ближайшего родственника, пока Абу-Джафар добровольно не вернется.
       - И отец до сих пор в тюрьме? – тихо спросил дервиш.
Его расширенные глаза сверкали, а лицо стало серым, как у мертвеца.
       - Отец умер, не выдержав сырости, темноты и страшных клещей и клопов подвала. Исполняя приказ хорезм –шаха, палачи схватили младшего его сына Тугана, надели на него ту же цепь и бросили в   тот же подвал.
       - Какое преступление! – прошептал дервиш.
       - Мне очень жаль этого мальчика Тугана, - продолжал старик. – Я много заботился о нем. Не желая, чтобы Туган пошел по следам его испорченного старшего брата, я старался просветить его. Туган учился у меня чтению и письму, но его больше тянуло к мастерству и воинским забавам, и я отдал его в обучение кузнецу Кары-Максуму, который показывал, как изготовлять отличное оружие.Теперь заменяет мне Тугана маленькая сирота, дочь рабыни, Бент-Занкиджа. Она оказалась очень способной к чтению, письму и запоминанию разных стихов и песен. С годами глаза мои стали слепнуть, и все передо мною двоится, и я вижу вместо одного сразу три месяца. Бент-Занкиджа стала моим помощником, писцом. Она записывает мои беседы и переписывает книги.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13

Сайт "Живое Знание"